Гончарство - дело тяжёлое, мужское. Глину добывали там же, на буграх, потом лежала она в буграх под солнцем-дождём, это называлось летованием. Пластичность лежалой глины улучшалась. А глина-то, только слово одно, а она разная по цвету и свойствам. Особенно ценилась беложжённая, "работали" и красной. Черепок получался звонкий, особенно если мастер умелый и "тянул" крынку тонкостенную, махотку пузатенькую.
Промысел процветал. Из кирпича построен город. Какие красивые красного кирпича старые здания, в одном сейчас работает городской театр для детей и молодежи. Старые кирпичные дома на городских слободских улочках чуть в землю вросли, а голову поднять - труба печная с тех ещё давних времён. По данным 1904 года в Казацкой слободе гончарным промыслом занимались 67 дворов. Сложились семейные династии. В 20-30-е годы гончары объединялись в артели. До 30-х годов прошлого века промысел ещё существовал, но запреты и налоги его губили. В послевоенные годы старики-гончары ещё работали, нужна была посуда.
Помню, что первые годы нашей жизни в Старом Осколе в базарные дни стояли телеги, на соломе лежали крынки, горшки, миски. Раскупалось это добро. Топлёное молоко в крынке это вам не кипяченное. Только из-за этого надо иметь дома крынку.
Жаль, я не знала тогда, что гончарство станет таким дорогим в нашей семье. "Созрели" мы позже уже в годы восьмидесятые. Так случилось, что путешествуя с семьей, мы пришли однажды в Филимоново, что в Тульской области, а, точнее, в деревню Красенки к Елене Кузьминечне Евдокимовой. И не скажу, что глиняные фигурки восхитили меня, но возник какой-то трепет, замирание души. Представилось что это великий, неподъемный пласт неведомых знаний. И вдруг мне становится известно, что в родном городе - давний промысел, живут мастера. Познакомил меня с ними тогдашний директор художественного музея А. Иост.
Так я пришла к добрым, удивительным, необычайно приветливым Ольге Михайловне и Наталье Михайловне Гончаровым. К тому времени они давно жили в городской квартире, от дома на Казацкой осталось только место, да сад, что взбирался в гору.
За несколько лет до моего знакомства "открыл" промысел московский искусствовед Михаил Александрович Никитин. Знал о былом гончарном месте, познакомился на Казацкой Слободе со старым гончаром Е. А. Дороховым, тот и рассказал о сёстрах. Тогда была жива и старшая - Евдокия Михайловна Тарарыева, она жила в соседнем городе Губкине. Потом Наталья Михайловна говорила мне, что Дуся и "посуду тянула", училась у отца. Отец - Михаил Кузьмич имел мастерскую, делал посуду - корчажки, кувшины, пашешницы, миски-черепушки, трубы для дымоходов.
Никитин с подвигнул сестёр Гончаровых вспомнить ремесло, привёз им глину и уговорил слепить свистульки. Промысел ожил.
К сожалению, тогда я ничего не знала о промысле и о М. А. Никитине. Прошли годы, пока связались в счастливую цепочку знакомства и взаимный интерес. Оказалось, что дорогой нам человек -
Илья Николаевич Хегай добрый приятель Михаила Александровича. Приезжал к нашим мастерицам известный московский коллекционер Геннадий Михайлович Блинов. Он автор книг, о которых я только мечтала. И если бы я тогда знала, что его коллекция экспонировалась в Эрмитаже!!! Встреча и знакомство с Геннадием Михайловичем, что называется, решило мою участь.
Мы с мужем и дочерью пришли в гостиницу, увидели немолодого (как нам тогда показалось) человека, совершенно очарованного игрушками. Сказал, что всю ночь не спал, все любовался фигурками, которые расставил на гостиничном подоконнике. Мой муж посмотрел-посмотрел и сказал Вере: "Вот то и мать ждёт!"
Это ждало всю нашу семью. Сколько счастливых дней поиска и встреч пережили мы в поездках по России!
А старооскольская игрушка захватила меня, стала родной. Были и встречи, и поиски, и даже раскопки. Зиму 1991 года "еле пережила" в ожидании тепла, потому что мне стало известно, будто на Казацких буграх можно в канавах найти битые игрушки, черепки, словом, гончарные фрагменты. Да ещё бабушек ("мои бабушки" - так я их звала) уговорила, побродили по Казацкой слободе. Много порассказали, место, где дом стоял, показали. Жили большой дружной семьёй. Собирались за самоваром всей семьёй, приходили соседи. Угощением был белый хлеб к чаю, мужчинам - бутылочка красного вина. И не больше, а женщины: "Боже упаси, не пили, не заведено было".
В то время, когда бродили мы по буграм, Вознесенская церковь была в развалинах. Слава Богу, в нынешние времена она восстановлена, далеко видна краснокирпичная колокольня, ярко синий в звездах купол.
Потом я не раз бывала на улице Меловой, со стариками говорила и саперной лопаткой работала, на моё счастье глубокой осенью "тянули по улице газ". Подошла как-то бабуся, увидела меня ковыряющую в канаве мокрую глину: "Что же у тебя такая работа, деточка?", пожалела, принесла из сарая глиняного петушка, до войны еще ребятишкам покупала. Соседка её пришла, показала поглаз. Это сарай из меловых блоков, где работал её отец гончар. Там же стоял гончарный круг. Слово за слово, узнала, что на Пушкарке живёт её золовка, которая девочкой лепила игрушку. Нашла я Ларису Павловну Шамыгину и уговорила её лепить. Она это приняла как необходимость для меня и свою обязанность и вспомнила забытое.
Принесу ей глину, ну, думаю, на месяц работы. Где там! Через неделю всё готово, несу, обжигаю и снова ей на роспись. Так в январе 1992 года я получила её первые игрушки. Работы Ларисы Павловны были архаичные, простые. Жаль, что жизнь мастера оказалась недолгой. Осталась память и редкие игрушки.
Один корень питал всех мастеров - традиция. Второй составляющей промысла являются природные особенности глины, угаданные мастером. Старооскольская игрушка делается из цельного куска мягкой влажной глины. Глина серая, после обжига становится белой или слегка розовой. Мелкие детали добавляются прилепами. В нашем музее хранится довольно представительная коллекция глиняных игрушек. В основном это свистульки. Велико разнообразие образов, это - всадники (бабушки называли их казаками), коники, утушки, петушки, барыни и барышни, медведи, гармонисты Иваны (тоже так их называли мастерицы), бараны, лисички, коровки. Фигурки приземисты, с короткими ножками. Прилепами добавляли детали - гривы, рожки, шляпы. Прорезями делали глазки, рот.
Часто хвост фигурки животных или дополнительные детали барышень-барынь, вроде корзинки, младенца, являются загубником свистка, да по бокам два отверстия для извлечения звука. Полость свистка прокалывали палочкой с плоским концом, которую назвали шпыкачкой. Свистульки обжигали, закладывая в сырую, готовую к обжигу посуду или пространство между изделиями. Следы горнов были долго видны в меловых откосах слободы. Расписывали игрушки после обжига, в старину - пёрышками, в нынешнее время - кисточкой. Краски готовили на яйце, сейчас чаще - гуашь.
Традиционная роспись отражала существо фигурки. Коник был расписан полосками и солярным знаком на груди. Барышня в шляпе и платье расписном, а барышни в фартучках и шляпки отличались. Особенная роспись была у медведей - если медведица, то малыш-медвёжонок и у мамы юбка, фартук, у папы-медведя роспись соответствовала мужскому облику.
Совершенно очаровательны коровки в пятнышках и вымячком. Всадники на кониках - "казаки" с лампасами, погонами, в головных уборах.
Особенность игрушки в живой наивности образа, мягкости пластики, неглаженной, чуть шершавой фактуре поверхности и чистом глубоком звуке свистка.
Словом, как писал А. Фрумкин в статье к каталогу Всероссийской выставки "Народное гончарство России" в 1987 году: "Все игрушки забавны без всякой нарочитой претензии на юмор. Это настоящие детские игрушки. Их хочется расставить на столе и погнать на пастбище, как это делают вполне серьезно маленькие дети".
Ольга Михайловна и Наталья Михайловна Гончаровы прожили большую трудную жизнь. Последние годы их жизни, думаю, были счастливо озарены работой в гончарстве. В их скромной тихой квартире побывали московские гости - искусствоведы, педагоги, ребятишки. И все они были благодарными учениками. В 2008 году Наталье Михайловне исполнилось 90 лет. Удалось тогда устроить "Гончаровский фестиваль".
Радовались и гордились её родные, ученики и все мы, счастливые добрым вниманием мастеры.
Жаль традиция фестиваля не окрепла. Но традиции гончарства живы, работают мастеры, педагоги. Это важно и современный промысел будет жить.
Татьяна БРЫЖИК, 2014